БИОГРАФИЯ Вестминстер – последний оплот Англии в густонаселенном многонациональном Лондоне. Удивительное сочетание традиций и новых, модных веяний. Хотите отведать вкуснейшего мяса из Аргентины, скорее сюда. Или может вам по вкусу азиатская кухня? Нет? Что-то менее острое? Отведайте этих свежих, тающих во рту круассанов из самой Франции. О, конечно, нет, их не замораживали. Привезли прямо сегодня, прямо с утра, прямо на поезде. Вам. Лично. На завтрак. И никаких французов рядом. Или китайцев с индусами в качестве равных, стоящих с истинными англичанами на одной ступени. Они здесь лишь в качестве обслуги. Все для истинных снобов. Для вас. Только попробуйте это, лучшее из стран, о которых вы и знать ничего не хотите… Стоп, снято. Текст переврал в конце, Алан. Надо переснять. «Делай так, как удобно», - говорил Стэнли Ковальски. Плохой пример для подражания, но мне сказали, что я должен быть мачо в кадре, и я представил его. Почувствовал, каково это, извалять лживое благочестие в грязи, придав ему истинные очертания. И вот я уже поднялся над ними, взираю с презрением, с высока своего невежества, только что придуманного и воплощенного в жизнь. Слова перестают быть мягкими и завлекающими, губы вытягиваются в тонкие линии и теперь все фразы, что я произношу, наполнены ядом. Я – он. Я – Стэнли Ковальски. Трудно представить, что еще недавно я был одним из этих снобов. Дело в том, что я родился в этих местах. Ходил в местную школу, носил шорты в любую погоду, как все отпрыски аристократов и уподобляющихся им. Окруженный этой серой массой, я чувствовал себя погребенным заживо, лишенным всяких чувств и эмоций, кроме тех, что мне позволено было ощущать. И пока моя старшая сестра плавала в этом безумии, как рыба в воде, мне хотелось кричать, сделать хоть что-то, чтобы меня заметили, перестать быть этим «хорошим мальчиком, иди посиди тихо в сторонке». Мой протест против устоев, в которых я был рожден и довольно долго существовал, воспринимался как переходный возраст, детская истерика, лишенная всякого смысла. Но когда стало ясно, что я больше не поддаюсь контролю, светлое будущее прекратило маячить на горизонте, и я превратился в сущий кошмар наяву для своей семьи. Отречения не потребовалось. Знаете это состояние, когда ты лишаешься всего, а потом, оглядываешься по сторонам и понимаешь, что ты никогда ничего и не имел? Мне нужно было почувствовать жизнь во всем ее многообразии, перестать бояться, что я совершу ошибку, за которую могу быть наказан родными или обществом. Я начал изучать людей, я впитывал их как губка. О, нет, я понимаю, что никогда не стану таким же как Стэнли Ковальски, но я могу быть как он. Я могу чувствовать как он, ходить, смотреть. Могу жить по правилу Наполеона, которое еще действует в Луизиане, даже не имея жены, да и вообще какой-либо собственности. Я больше не хотел оставаться собой. Мне нужно было что-то сделать, чтобы вырваться за пределы собственной ущербности, той, что свойственна любому человеку в том или ином виде. Замрите, дайте мне посмотреть на вас, сделайте шаг, подвигайтесь, хотите - попрыгайте, скажите что-нибудь. Дайте мне почувствовать вас. Нет, я не в том смысле, не спешите смущаться, или что вы там себе удумали. Я просто хочу скопировать вас. Вы не ослышались. Я хамелеон. Я коллекционирую людские образы, я изучаю ваши действия, мимику и жесты, построение фраз, акценты, все, что может пригодится, чтобы уже через несколько мгновений без излишнего грима стать вами. Мне это необходимо. Я не помню, что такое быть собой. Я не хочу быть собой.
ХАРАКТЕР Алан – нонконформист, но не из тех, что встречаются среди групп низкого уровня социально-психологического развития. Его нонконформизм проистекает из вполне сытых детства и подросткового периодов, когда на него оказывалось сильное давление со стороны родственников и ближайшего окружения, при этом не было достатка в любви и внимании. Алан мог бы подчиниться, сдаться, но вместо этого «восстал он против мнений света». Увы, кроме нежелания следовать по проторенной дорожке, другой цели у него нет. В то же время его энергии хватит на маленький металлургический заводик и немного больше, что заставляет Алана постоянно быть в движении и позволяет ему держаться на плаву. Будучи холериком, он быстро загорается и также резко бросает начатое. Организовать труппу – запросто. Получить первые отзывы и оставить все в прошлом. По-английски. Это о нем. Долго жить в одном образе – мучительно. Но в его непостоянстве случаются и исключения. Например, если он не может «считать» человека, понять его, он не отступит, пока занавес не откроется и пьеса не будет сыграна. От других же проблем, с которыми приходится сталкиваться по жизни, Алан предпочитает отворачиваться, закрываться и не замечать. Будь у Алана немного больше терпения и усидчивости, возможно он смог бы достичь настоящего успеха на актерском поприще или музыкальном, ведь игра и музыка – его личные наркотики. Но вместо этого он словно бы остановился и кружит на одном месте, не желая замечать очевидных вещей. В какой-то степени он – Питер Пэн, стремящийся сохранить свой статус-кво. Разве что более начитанный и образованный и куда менее ярко демонстрируемым благородством (если только этого нет в «тексте»). Системность и сложные выводы – не конек Алана. Он живет чувствами и эмоциями, в основном чужими, всецело доверяясь своей интуиции, а не сложным научным подходам. Алан может быть противоречивым, разрываясь между одним выбранным образом и порываясь ворваться в новый. Вчера еще он категорически отказывался сниматься в рекламе, а сегодня он пробует себя в роли Джорджа Клуни, и вот уже его голос звучит по радио, предлагая приобрести дом в Чизвике. Или же с успехом вживается в одну из ролей в малоизвестной постановке на Шафтсбери Авеню, а после отказывается от съемок в фильме BBC, потому что это займет три месяца однотипных дней. Удивительно, но иногда самая сложная партия оказывается у тебя прямо под носом. Быть Аланом Блантом. |